Каждый человек должен быть эгоистом. И когда я говорю "должен", то вменяю это в обязанность.
Потому что у человека есть только одна - одна-единственная - зона ответственности: это он и его тело. За всё остальное человек может отвечать только опосредованно, но обязанность сохранять свою целостность и здоровье, заботиться о балансе своих потребностей и желаний, сохранять восприятие максимально чистым, держать свои мысли и представления о реальности в порядке лежит целиком на нем. Больше никто не станет этим заниматься на безвозмездной основе. Только ты сам можешь позаботиться о себе бескорыстно, безусловно, безвозмездно и с полной самоотдачей: ведь больше у тебя ничего, по сути, и нет, тогда как у других есть еще и они, любимые.
Это очень сложно и страшно понять и принять. Мы живем в абсолютно логичном мире, где кто-то красивый и клевый должен получать больше, чем кто-то обычный вроде нас, и делиться с нами только по доброте душевной. Мы пытаемся оценивать право каждого на какие-то блага, подвинуться там, где нам кажется это необходимым. Мы не держим свои позиции в этом мире. Мы питаемся чужими объедками. Мы игнорируем уколы в груди, которые сигнализируют: нас атакуют, нас подвигают, нас бьют. Мы не доверяем себе и ищем чью-то совершенно правильную, властную и объективную точку зрения на происходящее. Мы признаём, что не знаем, куда идти и как употребить свою жизнь на благо человечества, и ищем того, кто скажет, что делать. Мы соглашаемся с тем, что кто-то считает, что бить и подвигать нас - это правильно.
Мы теряем чувствительность и способность распознавать боль. Мы абсолютно слепы в ментальных единоборствах: мы не видим своих ран, мы даже не пытаемся увернуться - а зачем, если всё правильно. Мы таскаем внутри себя чувственные проекции своих родителей и, сделав что-то не так, замираем в ожидании: вот сейчас прилетит. Ведь у каждого был такой тревожный момент перед очередным приступом самобичевания: когда время будто замирает, и ты сам просто складываешь лапки и ждешь. И тебе прилетает: чувство вины, чувство страха, чувство паники, чувство несправедливости, огромный комок страдания, не поддающийся рациональному объяснению. И ты живешь с этим страданием, пытаешься его разобрать, выяснить, кто виноват и что делать, но не можешь осознать, что тебя - просто-напросто - бьют.
Вчера перед сном, занимаясь очередными самокопаниями и анализом, а всё ли я правильно сделала, всё ли успела, я уловила этот момент перед концом. Первое чувство, которое у меня возникло - это что что-то не так. Что-то неправильно. Это было некое предчувствие бури. И я замерла, ожидая, что будет дальше, а потом ощутила ноющую боль в сердце. Я сжалась в комок, стараясь отодвинуться подальше, спрятаться от этой боли, не замечать ее, просто подождать, пока она пройдет. А потом я будто увидела со стороны силовую картину происходящего: бушующего агрессора, всемогущего и всесильного, и маленький слабый сгусток, который не то что подвергался насилию, он даже не понимал, что происходит, и просто отползал подальше, ожидая, когда всё кончится.
И мне подумалось: ведь это чувство, эта боль, этот шквал страдания - он ведь просто бьет меня. Он лезет в меня и ищет больные места, непрошенный, бесполезный. А значит, нужно ему сопротивляться.
Поняв это, я начала наблюдать, куда он бьет, а потом попробовала воздвигнуть защиту - щит, который был шире моих болевых точек. Одной меня для защиты было недостаточно, поэтому я стала молиться и представлять, как вместе со мной молится Эрандур, а потом и сам Иисус. Мы трое, стоя за щитом, держали его и отбрасывали зло.
И тогда страдание отступило.
Опыт сугубо персональный и полудуховный, понимаю, но это - то, что сработало для меня, когда не работало всё остальное.
Сейчас я думаю, что вся эта тревога, ожидание, что мне причинят боль, происходит откуда-то из далекого детства или даже до того, когда у меня в принципе еще не было способности ни отличать себя от не-себя, ни устанавливать причинно-следственные связи. Где-то глубоко-глубоко сохранилась еще та, незрелая, непонимающая часть личности, для которой ее собственные действия были очень смутными раздражителями - но хватало, по крайней мере, осознанности, чтобы понять, что я что-то сделала - а укоризненное недовольство и нравоучения воспринимались и отзывались почти на телесном уровне, причем нравоучитель воспринимался, как внутренняя, непреодолимая, непобедимая сила - не скрыться, не спрятаться, тем более, не воспротивиться. Только сейчас, когда я начала действительно верить в то, что значимость человека для себя самого священна, я получила возможность увидеть, что надо мной совершалось насилие, и поставить ментальный щит, заручившись поддержкой высших сил.
В психологии принято начинать отсчет существования маленького человека от младенчества, когда он считает себя центром мира. Исходя из своих ощущений, могу предположить, что есть еще до-младенческое состояние, когда человек, по факту, растворен в окружающем мире, не способен дифференцировать себя и распознать раздражители. Так же принято считать, что травмы психического развития вызывают раскол и застревание человека какой-то частью на той фазе, которую он не прошел - возможно, тот же подход применим и для до-младенческих травм. Но чем меньше в фазе осознанности, тем труднее разрешить соответствующую травму - таким образом, я, видимо, совершила невозможное, ухитрившись поставить себе защиту там, где ее в принципе не должно было быть (а травма уже была).
Очень хуево осознавать, что моя мамаша ухитрилась испортить мне жизнь так основательно. Она не то что не дала мне своей защиты, но еще и вампирила меня, когда я, видимо, еще не родилась, да и потом так и не позволила мне приобрести собственную. Я всегда, сколько себя помню, страдала от недостатка осознания себя в качестве отдельной личности, и любое негативно настроенное слово пролетало внутрь меня с точностью снайпера, как бы я себя ни настраивала. Я верила вообще всему, что мне говорили, и шла за любым. Я терпела любую боль и даже не беспокоилась на этот счет. Это был даже не мазохизм и не самопожертвование, а просто образ жизни такой. Никогда во мне не было ощущения, что другие люди опасны, и за это надо сказать спасибо не тому, что у меня была такая хорошая жизнь, а тому, что меня пиздец как рано приучили к тому, что это абсолютно нормально, получать пизды со всех сторон и изнутри тоже, и есть вещи гораздо страшнее этого - например, не воздать почести гостям или не проявить уважения к тем, кто неизмеримо выше тебя, например, соседям.
Мне до сих пор очень трудно признать, что те, кто лучше меня, красивее меня, сильнее меня, старше меня НЕ значимее меня. Эту мысль вообще сложно уложить в голове - вроде, по всем параметрам, судя объективно и по вкладу в общественную жизнь они должны получать больше почестей, но при этом я почему-то должна придерживаться мнения, что получить что-то должна именно я.
Дело в том, что исходя из самого устройства человека - его крошечной сферы влияния и полного контроля - человек и не должен быть объективным. Никакое общественное благо не может быть важнее личного, потому что люди - это не коллективный разум, и о конкретном благе единственного человека ни одно общество не позаботится. Банально, но факт: другие, какими бы охуенными ни были, это НЕ я, и меня никак не касается, красивее они по каким-то параметрам, лучше, умнее, сильнее и так далее. Моя обязанность - заботиться о себе и защищать себя, и только от этого я получаю какие-то выгоды и последствия. Защищать других и бичевать себя (а считать кого-то красивее, умнее, сильнее и достойнее - это именно самобичевание и есть, да еще расширение чужой сферы влияния за свой счет) в мои обязанности не входит, мне от этого хуже. Терпеть нападки "совести", корни которой растут из домладенчества, о котором я уже все объяснила, я тем более не обязана.
Вот как-то так и получается - думать приоритетнее о себе, а не о других, сравнивать кого-то с собой - себе дороже, и каким бы ни был, но зато это - я, а то - не я, и это нужно уметь видеть и признавать.
А еще не лишне будет уметь распознавать, когда кто-то лезет в твою сферу влияния, и отражать такие атаки, помня о том, что противник - не господь, запас сил у него тоже ограничен, а защищаться проще, чем атаковать.
Потому что у человека есть только одна - одна-единственная - зона ответственности: это он и его тело. За всё остальное человек может отвечать только опосредованно, но обязанность сохранять свою целостность и здоровье, заботиться о балансе своих потребностей и желаний, сохранять восприятие максимально чистым, держать свои мысли и представления о реальности в порядке лежит целиком на нем. Больше никто не станет этим заниматься на безвозмездной основе. Только ты сам можешь позаботиться о себе бескорыстно, безусловно, безвозмездно и с полной самоотдачей: ведь больше у тебя ничего, по сути, и нет, тогда как у других есть еще и они, любимые.
Это очень сложно и страшно понять и принять. Мы живем в абсолютно логичном мире, где кто-то красивый и клевый должен получать больше, чем кто-то обычный вроде нас, и делиться с нами только по доброте душевной. Мы пытаемся оценивать право каждого на какие-то блага, подвинуться там, где нам кажется это необходимым. Мы не держим свои позиции в этом мире. Мы питаемся чужими объедками. Мы игнорируем уколы в груди, которые сигнализируют: нас атакуют, нас подвигают, нас бьют. Мы не доверяем себе и ищем чью-то совершенно правильную, властную и объективную точку зрения на происходящее. Мы признаём, что не знаем, куда идти и как употребить свою жизнь на благо человечества, и ищем того, кто скажет, что делать. Мы соглашаемся с тем, что кто-то считает, что бить и подвигать нас - это правильно.
Мы теряем чувствительность и способность распознавать боль. Мы абсолютно слепы в ментальных единоборствах: мы не видим своих ран, мы даже не пытаемся увернуться - а зачем, если всё правильно. Мы таскаем внутри себя чувственные проекции своих родителей и, сделав что-то не так, замираем в ожидании: вот сейчас прилетит. Ведь у каждого был такой тревожный момент перед очередным приступом самобичевания: когда время будто замирает, и ты сам просто складываешь лапки и ждешь. И тебе прилетает: чувство вины, чувство страха, чувство паники, чувство несправедливости, огромный комок страдания, не поддающийся рациональному объяснению. И ты живешь с этим страданием, пытаешься его разобрать, выяснить, кто виноват и что делать, но не можешь осознать, что тебя - просто-напросто - бьют.
Вчера перед сном, занимаясь очередными самокопаниями и анализом, а всё ли я правильно сделала, всё ли успела, я уловила этот момент перед концом. Первое чувство, которое у меня возникло - это что что-то не так. Что-то неправильно. Это было некое предчувствие бури. И я замерла, ожидая, что будет дальше, а потом ощутила ноющую боль в сердце. Я сжалась в комок, стараясь отодвинуться подальше, спрятаться от этой боли, не замечать ее, просто подождать, пока она пройдет. А потом я будто увидела со стороны силовую картину происходящего: бушующего агрессора, всемогущего и всесильного, и маленький слабый сгусток, который не то что подвергался насилию, он даже не понимал, что происходит, и просто отползал подальше, ожидая, когда всё кончится.
И мне подумалось: ведь это чувство, эта боль, этот шквал страдания - он ведь просто бьет меня. Он лезет в меня и ищет больные места, непрошенный, бесполезный. А значит, нужно ему сопротивляться.
Поняв это, я начала наблюдать, куда он бьет, а потом попробовала воздвигнуть защиту - щит, который был шире моих болевых точек. Одной меня для защиты было недостаточно, поэтому я стала молиться и представлять, как вместе со мной молится Эрандур, а потом и сам Иисус. Мы трое, стоя за щитом, держали его и отбрасывали зло.
И тогда страдание отступило.
Опыт сугубо персональный и полудуховный, понимаю, но это - то, что сработало для меня, когда не работало всё остальное.
Сейчас я думаю, что вся эта тревога, ожидание, что мне причинят боль, происходит откуда-то из далекого детства или даже до того, когда у меня в принципе еще не было способности ни отличать себя от не-себя, ни устанавливать причинно-следственные связи. Где-то глубоко-глубоко сохранилась еще та, незрелая, непонимающая часть личности, для которой ее собственные действия были очень смутными раздражителями - но хватало, по крайней мере, осознанности, чтобы понять, что я что-то сделала - а укоризненное недовольство и нравоучения воспринимались и отзывались почти на телесном уровне, причем нравоучитель воспринимался, как внутренняя, непреодолимая, непобедимая сила - не скрыться, не спрятаться, тем более, не воспротивиться. Только сейчас, когда я начала действительно верить в то, что значимость человека для себя самого священна, я получила возможность увидеть, что надо мной совершалось насилие, и поставить ментальный щит, заручившись поддержкой высших сил.
В психологии принято начинать отсчет существования маленького человека от младенчества, когда он считает себя центром мира. Исходя из своих ощущений, могу предположить, что есть еще до-младенческое состояние, когда человек, по факту, растворен в окружающем мире, не способен дифференцировать себя и распознать раздражители. Так же принято считать, что травмы психического развития вызывают раскол и застревание человека какой-то частью на той фазе, которую он не прошел - возможно, тот же подход применим и для до-младенческих травм. Но чем меньше в фазе осознанности, тем труднее разрешить соответствующую травму - таким образом, я, видимо, совершила невозможное, ухитрившись поставить себе защиту там, где ее в принципе не должно было быть (а травма уже была).
Очень хуево осознавать, что моя мамаша ухитрилась испортить мне жизнь так основательно. Она не то что не дала мне своей защиты, но еще и вампирила меня, когда я, видимо, еще не родилась, да и потом так и не позволила мне приобрести собственную. Я всегда, сколько себя помню, страдала от недостатка осознания себя в качестве отдельной личности, и любое негативно настроенное слово пролетало внутрь меня с точностью снайпера, как бы я себя ни настраивала. Я верила вообще всему, что мне говорили, и шла за любым. Я терпела любую боль и даже не беспокоилась на этот счет. Это был даже не мазохизм и не самопожертвование, а просто образ жизни такой. Никогда во мне не было ощущения, что другие люди опасны, и за это надо сказать спасибо не тому, что у меня была такая хорошая жизнь, а тому, что меня пиздец как рано приучили к тому, что это абсолютно нормально, получать пизды со всех сторон и изнутри тоже, и есть вещи гораздо страшнее этого - например, не воздать почести гостям или не проявить уважения к тем, кто неизмеримо выше тебя, например, соседям.
Мне до сих пор очень трудно признать, что те, кто лучше меня, красивее меня, сильнее меня, старше меня НЕ значимее меня. Эту мысль вообще сложно уложить в голове - вроде, по всем параметрам, судя объективно и по вкладу в общественную жизнь они должны получать больше почестей, но при этом я почему-то должна придерживаться мнения, что получить что-то должна именно я.
Дело в том, что исходя из самого устройства человека - его крошечной сферы влияния и полного контроля - человек и не должен быть объективным. Никакое общественное благо не может быть важнее личного, потому что люди - это не коллективный разум, и о конкретном благе единственного человека ни одно общество не позаботится. Банально, но факт: другие, какими бы охуенными ни были, это НЕ я, и меня никак не касается, красивее они по каким-то параметрам, лучше, умнее, сильнее и так далее. Моя обязанность - заботиться о себе и защищать себя, и только от этого я получаю какие-то выгоды и последствия. Защищать других и бичевать себя (а считать кого-то красивее, умнее, сильнее и достойнее - это именно самобичевание и есть, да еще расширение чужой сферы влияния за свой счет) в мои обязанности не входит, мне от этого хуже. Терпеть нападки "совести", корни которой растут из домладенчества, о котором я уже все объяснила, я тем более не обязана.
Вот как-то так и получается - думать приоритетнее о себе, а не о других, сравнивать кого-то с собой - себе дороже, и каким бы ни был, но зато это - я, а то - не я, и это нужно уметь видеть и признавать.
А еще не лишне будет уметь распознавать, когда кто-то лезет в твою сферу влияния, и отражать такие атаки, помня о том, что противник - не господь, запас сил у него тоже ограничен, а защищаться проще, чем атаковать.
